Дочь бутлегера - Страница 15

Если действительно старик Говард Граймс кого-то видел.

В то время в Коттон-Гроуве было по крайней мере три темно-синих «форда»-седана, один из которых принадлежал моему брату Уиллу. Говард утверждал, что присмотрелся к машине внимательно, так как по городу поползли слухи, что жена Уилла Триш завела себе ухажера, и он хотел посмотреть, кто сидит в машине. (Ни «Леджер», ни «Ньюс энд обсервер» не упомянули имен Уилла и Триш, но все понимали, кого имел в виду старик Граймс.)

— Я ничего не слышал о том, что жена Джеда Уайтхеда крутит шашни на стороне, — цитировали газеты слова Граймса. — Однако окна слишком запотели, и я не смог разобрать, кто это был. Но ее я разглядел хорошо.

Рассказ Говарда удерживал полицию от особенно рьяных поисков в течение первых двадцати четырех часов после исчезновения. Все думали, что малышка Дженни Уайтхед просто ненадолго свернула с пути супружеской верности. И Джед не был первым супругом, а Пулы первыми родителями, кто утверждал, что она ни за что на свете не пойдет на такое.

Однако седан Дженни на следующее утро был обнаружен на стоянке за агентством недвижимости Уайтхеда. Машины не было вечером, когда старый мистер Уайтхед закрыл свой офис пораньше, услышав об исчезновении Дженни и Гейл. Места для того, чтобы поставить машину, в городе достаточно, поэтому данной стоянкой не пользуется никто кроме сотрудников трех соседних контор. Попасть на нее можно только с Широкой улицы узким переулком, скрытым из виду азалиями и высокими камелиями. Определенно, человек, не знакомый с этими местами, ни за что бы не догадался о существовании нашими стоянки темной, туманной ночью.

— Вот почему ты обратилась к психотерапевту!

— Однако у меня все равно ничего не получилось. — В голосе Гейл послышалось разочарование. — Я очень надеялась вспомнить ее.

Моя мать умерла когда мне исполнилось восемнадцать, и когда я попыталась представить себе, что никогда ее не видела, мне стало легче понять, почему все так охали и плакали по поводу сиротства Гейл. Однако следующие слова Гейл дали мне понять, что дело не только в этом.

— Дебора, в чем заключался ее роковой недостаток?

Я недоуменно посмотрела на нее. Ну хорошо, никто не сомневается в том, что у Гейл незаурядные способности. Бесплатное четырехлетнее обучение в университете человеку не предлагают только потому, что у него убили мать. Но что за этим стоит — светлая голова или эрудированность?

— Прошлой осенью я слушала факультативный курс, — продолжала Гейл. — Гамлет, Эдуард Восьмой, Ричард Никсон. Мы обсуждали их роковые недостатки, и я не могла удержаться от того, чтобы не попробовать применить всю эту теорию к своей матери. Вопрос стоял не кто ее убил, а почему. В чем заключался ее роковой недостаток? — Она подалась вперед. — Все говорят, что мама была доброй, милой, хорошей и красивой, и я — вылитая ее копия. Так вот, на самом деле идеально хороших и милых людей не бывает. Я не такая, и мама тоже не была такой.

Значит, светлая голова?

После убийства Дженни Уайтхед остался миллион вопросов, не нашедших ответов, но все они строились на предположении, что в тот промозглый майский вечер жертвой жестокого убийцы стало воплощение чистоты и невинности. Тем не менее в предшествующие месяцы безответная страсть к Джеду Уайтхеду дала мне возможность особенно отчетливо разглядеть все недостатки Дженни — их у нее было немало. Я втайне собирала ее недостатки и злорадствовала над ними, словно скупой, перебирающий свое золото. Господь свидетель, меня терзало чувство вины, когда я увидела окоченевшее тело Дженни в гробу, блестящие черные волосы, рассыпанные по розовой атласной подушке, глаза, закрытые навечно; однако раскаяние, стыд и молитвы о прощении не смогли смыть вопрос, который теперь мучил Гейл.

— Говорят, каждый человек носит в себе семена своего собственного разрушения, — сказала Гейл.

— По-моему, это высказывание — лишь отговорка с целью переложить вину в совершенном преступлении на жертву, — заявила я таким тоном, словно уже стала судьей.

— Маме было только двадцать два года! — страстно воскликнула Гейл. — Всего на четыре года больше, чем сейчас мне. А что если я на самом деле похожа на нее?

— Никто не собирается тебя убивать, — успокоила ее я.

И снова я сказала не то, что нужно, и Гейл нетерпеливо отмахнулась от моих слов.

— Дебора, я уже почти не ломаю голову над тем, кто убил маму. Теперь мне кажется, что если я узнаю лишь, почему это произошло, возможно, этого окажется достаточно. Когда я спрашиваю, какой была мама, меня треплют по плечу или рассказывают еще одну сказку на ночь. Ты ее знала, в Коттон-Гроуве ты знаешь всех. И я не прошу тебя заняться этим бесплатно. Я могу распоряжаться деньгами, которые оставил мне дедушка Пул. Так вот, если потребуется, я готова потратить их до последнего цента, лишь бы только узнать, какой именно была моя мама, раз кто-то счел необходимым ее убить.

* * *

Когда я позвонила Джеду и сказала, что Гейл полна решимости идти до конца, ему это не понравилось. Совсем не понравилось.

— Она такая же упрямая, как и ее мать, — наконец сказал он, однако его голос смягчился. — Дженни ведь тоже всегда стояла на своем, правда?

— Джед, ты только скажи, что ты от меня хочешь, — нетерпеливо сказала я. — У меня сейчас и своих забот хватает. Ничего этого мне не нужно. Если ты хочешь, чтобы я ответила Гейл «нет», я так и поступлю.

Джед вздохнул.

— Нет, полагаю, будет лучше, если мы поступим так, как она хочет. — Он снова вздохнул. — Уж лучше ты, чем какой-нибудь настоящий детектив.