— Только в это время суток много не поймаешь, — предупредил меня Сет. — Снасти под навесом. Возьми сама все что тебе нужно.
К пруду, где я решила порыбачить, ведет приличная просека, но от машин я тоже устала. Отыскав ведро, старую соломенную шляпу Минни и пару тростниковых удочек, уже с леской, поплавками, грузилами и маленькими крючками, я прошла мимо грядок с овощами — тяжелые стручки гороха уже начинались, и я мысленно взяла на заметку набрать корзинку и захватить ее домой в Доббс, — через поле молодого табака до лесной тропинки, которая вывела меня к берегу вытянутого пруда.
Пруд был выкопан как резервуар для сбора воды еще в то время, когда большие близнецы носились с идеей завести большое стадо мясных коров. Затем Сет и Джек баловались в нем с зубатками, и еще, кажется, маленькие близнецы обсуждали мысль разводить здесь угрей для продажи на азиатских рынках. Когда все эти прожекты кончились ничем, папа осушил пруд, а заполнив его снова водой, запустил туда леща, краппи и окуня.
Оставив группу плакучих ив, отец очистил берега от остального кустарника, но деревья, подступившие к краю вычищенной полоски, отражались в зеркальной глади воды. Я села, прислонившись к стволу ивы, и отдалась захлестнувшему меня ощущению умиротворенности. Вдалеке за деревьями на невидимых полях ворчали трактора, а где-то рядом пел пересмешник, обозначая свои права на эту территорию. В остальном тишина нарушалась лишь ровным жужжанием насекомых да шорохом ящериц в траве — сельским эквивалентам гула лифтов.
С тех пор как я в последний раз вот так вырывалась на свободу, прошло уже чертовски много времени, и я прогнала из мыслей все кроме неба, деревьев и воды. Сет был прав. Еще слишком рано, чтобы надеяться на клев. Чуть дальше от берега стоял одинокий эвкалипт, протянувший к воде мертвую голую ветвь. Усевшийся на самый кончик ветки зимородок вырисовывался черным силуэтом на фоне пушистых белых облаков.
Высоко в небе лениво кружил краснохвостый ястреб, поймавший восходящий поток. «Да, он летал на крыльях ветра…»
Устроившись поудобнее спиной на стволе ивы, я решила немного отдохнуть, слушая пение птиц и цикад… Отдохнуть до тех пор, пока зимородок не нырнет, указывая на пробуждающуюся активность рыбы под водной гладью… До тех пор, пока…
Солнце уже склонилось к вершинам деревьев. Проснувшись от запаха табачного дыма, я открыла глаза, оставаясь неподвижной.
Тяжелые башмаки. Длинные жилистые ноги. Выцветшие шорты, стиранные столько раз, что ткань стала мягкой, словно ситец, и скорее белой, чем цвета хаки.
По мне разлилось ощущение блаженства. Подняв взгляд выше, выше, выше, я увидела глаза, голубые словно васильки. Я потянулась будто спящий ребенок, забыв о том, что мы поссорились и не разговариваем друг с другом.
— Привет, папа, — зевнув, сказала я.
— Привет, девочка. — От недоверчивости, если она и была мгновение назад, не осталось и следа. Выбросив окурок, отец сел на корточки на траву рядом со мной, глядя на пруд. — Много наловила?
Поднявшись на ноги, я стиснула его в объятиях с такой силой, что белая соломенная шляпа едва не отправилась в пруд.
— Так, это еще что такое? — проворчал отец, однако не пытаясь отстранить меня.
— Я надеялась, ты клюнешь на мой крючок, — улыбнулась я. — Черви просто страшно щекочутся.
Рассмеявшись, отец надвинул шляпу на лоб, взял удочку и сказал те самые слова, которые неизменно говорил мне, когда я была маленькой девочкой:
— Будешь ловить рыбу вместе со мной — сама клюнешь на собственный крючок.
Достав из банки с наживкой личинку, я протянула половину отцу, а вторую насадила на свой крючок и закинула удочку.
Как только крючок скрылся под водой, кто-то сразу же схватил червя, утаскивая красный пластмассовый поплавок в бурые глубины. Удилище изогнулось чуть ли не под прямым углом, и я быстро дернула концом, чтобы закрепить крючок в губе, после чего начала осторожно вытягивать леску. Рыбина сопротивлялась, но я не ослабляла натяжение, и вскоре над поверхностью воды показалась короткая и толстая извивающаяся тень. Вытащив ее на берег, я вытащила крючок изо рта бьющейся полфунтовой краппи.
Не успела я бросить рыбу в ведро, как папа вытащил ей в компанию другую, чуть побольше.
— Проголодались, малыши, да? — заметил он, когда в нашем ведре уже толкались три, четыре, пять рыбин.
— Это столько, сколько я готова чистить, — сказала я. — Тебе рыба нужна?
— Нет. Мейди готовит пирог с цыпленком.
— Вот как?
Пирог с цыпленком всегда был одним из моих излюбленных блюд.
— С салатом из шинкованной спаржевой капусты.
Еще одно мое любимое блюдо. Вероятно, Минни или Сет схватились за телефон, как только я вышла со двора.
— Ты приглашаешь меня остаться на ужин?
— Просто сообщаю, что еды достаточно.
— Ты всегда своеобразно выражаешь свои мысли, — с издевкой произнесла я.
Не сговариваясь, мы опустили поплавки до конца лески, чтобы крючки болтались у самой поверхности и не привлекали крупную рыбу, после чего от души насадили наживу. Как только черви опустились в воду, вокруг них закружились десятки мелких рыбешек, и наши поплавки дергались и плясали до тех пор, пока крючки не были объедены дочиста.
Мы развлекались так до тех пор, пока не израсходовали всю наживку. Над водой удлинились тени. Воздух наполнился золотистым свечением. Я чувствовала абсолютное спокойствие.
— Девочка!
— Гм?
— Кто написал эти мерзкие письма?