— В таком случае, зачем Дену его убивать? — спросила я, пытаясь взглянуть на случившееся с точки зрения логики. — Если Ден собирался уличить Майкла, это Майкл мог попытаться его остановить, а никак не наоборот. Тут есть неувязка.
— Ничего, ты все распутаешь, — поспешно сказала Гейл.
Вот как? Сейчас, когда мне нужно спасать избирательную кампанию?
— Послушай, дорогая… — начала было я, но Гейл остановила меня протестующим завыванием.
— Дебора, теперь ты просто не можешь остановиться. Ты уже так все разворошила, что достаточно будет просто задавать нужные вопросы, и что-нибудь обязательно всплывет. Ну пожалуйста!
Вздохнув, я согласилась по крайней мере выслушать любого, кто остановит меня на улице и захочет излить душу.
А в мире действительности утренние газеты начали мешать работе в конторе «Ли, Стивенсон и Нотт». Клиенты могут попадать на первые полосы, но адвокаты — никогда; однако моя фамилия стала настолько часто встречаться в печати, что выражение болезненного недовольства прочно поселилось на худом аристократическом лице Джона Клода.
Во вторник Рэйд за утренним кофе сообщил пару любопытных новостей.
Амброз Дотридж, поверенный Майкла и Дена, обмолвился о том, что Майкл незадолго перед смертью решил разобраться в сложных финансовых взаимоотношениях со своим компаньоном. Больше того, на минувший понедельник он назначил встречу с Дотриджем по поводу своего завещания.
— У Майкла и Дена был общий банковский счет, — объяснил Рэйд, — но сама мастерская и земельный участок принадлежат Майклу. Точнее, миссис Викери. Эта земля Дэнси досталась ей в наследство.
— Майкл так и не вступил в собственность? — пришел в ужас Джон Клод.
Он сам ни за что бы не позволил клиенту вкладывать средства в собственность, принадлежащую другому члену семьи, вольному распоряжаться ей по своему усмотрению, даже если этот другой член — мать клиента.
— Все было не настолько плохо, — усмехнулся Рэйд. — Миссис Викери сдала сыну землю в аренду сроком на девяносто девять лет за номинальную плату пятьдесят долларов в год, так что Майкл фактически был владельцем участка.
— Вот как? — произнес Джон Клод, учуявший любопытное юридическое дельце, по поводу которого с радостью поспорит любой адвокат, особенно если…
— Да, — подтвердил Рэйд. — Амброз сказал мне, что Майкл Викери и Денис Макклой составили завещания в пользу друг друга.
— Ага, — улыбнулся Джон Клод.
— Так что если бы Майкл дожил до вчерашнего дня и встретился со своим адвокатом, Ден остался бы ни с чем, — задумчиво произнесла я. — А так он получает все, в том числе права на аренду земли Дэнси.
— Только не в том случае, если бы договор аренды составлял я, — заметил Джон Клод.
Это был прозрачный намек на то обстоятельство, что Амброз Дотридж делал излишне большой упор на стандартные формы, годные на все случаи жизни, которые приводятся в юридических справочниках. Вспомнил ли он (если вообще знал в то время), что у Майкла Викери скорее будут «наследники и правопреемники», чем «пользующиеся правом наследования потомки»?
— На самом деле все элементарно просто. Убийцы не наследуют своим жертвам, — напомнил Джон Клод.
Шерри принесла утреннюю почту и стала разбирать ее на противоположном конце длинного стола.
— Презумпция виновности? — сказала я.
Зазвонил колокольчик у входной двери, и Шерри вышла встретить пожилую миссис Каннингхэм, приходящую к нам каждый месяц, чтобы подправить тонкости своего завещания.
После ухода миссис Каннингхэм я побеседовала с двумя женщинами. Одна из наших молодых секретарш скоропалительно выскочила замуж и переехала жить в Нью-Гемпшир. Повозившись с большим количеством временных замен, мы пришли к выводу, что заместить нашу потерю смогут только два человека. Наши секретарши должны быть достаточно опытными профессионалками, чтобы удовлетворять Джона Клода и меня, достаточно некрасивыми или верными мужу, чтобы их не пытался затащить в постель Рэйд, и достаточно покладистыми, чтобы подчиняться Шерри. Я уже начинала тревожиться, что таких нет в природе, но вскоре должен был состояться очередной выпуск юридической школы Коллтона. Быть может, нам все же повезет.
Когда я вернулась в контору после запоздалого обеда, Шерри сказала:
— У тебя в кабинете Дуайт Брайант. По-моему, у него какое-то официальное дело.
— Вот как?
Войдя в кабинет, я застала Дуайта у письменного стола.
— Я тебе не помешала?
— Что?
— Ну, как бы ты отнесся к тому, — в бешенстве воскликнула я, — если бы я пришла к тебе в кабинет и стала рыться в твоих бумагах?
— Слушай, я вовсе не рылся в твоих бумагах, — запротестовал Дуайт. — Мне просто показалось, я не видел этой фотографии миссис Сью и мистера Кеззи.
Я оставила фотографию у стакана с карандашами, а Дуайт, взяв со стола, поднес ее к окну, к свету. Это был черно-белый снимок, который я сделала дешевым аппаратом, подаренным мне на девятилетие. Мама на ней запечатлена сидящей на крыльце, папа стоит, прислонившись к столбу, держа шляпу в руке. Оба улыбаются в объектив, но по тому, как полуобернуто к отцу стройное тело матери, как склонена к ней его голова, видно, что родители разговаривали друг с другом, когда я окликнула их: «Снимаю! Улыбочку!».
В свое время снимок мне не понравился. Но теперь я видела, что мне удалось запечатлеть то электричество, которое неизменно присутствовало между отцом и матерью.
— Ее подарил мне в пятницу папа, — сказала я.